А на планете Земля по телевизору транслируют жуткие вещи…
- Внимание, - говорит диктор, - минуточку внимания, уважаемые телезрители. Специально для вас мы передаем последние новости из области крушения надежд людей на обеспеченную старость. Директор завода номер два по выпуску макаронных изделий, человек солидного возраста и внушающих уважения телесных размеров, сегодня был арестован правоохранительными органами за нарушение условий договора между ним и самоорганизованной группировкой людей, в грамматическом словаре упомянутой как «крыша». Чего-то они там, хи-хи, не поделили. Правоохранительным органам просто повезло, что от директора ушла жена, бывшая артистка кордебалета Зоя Небывалова, и некому стало ходить за хлебом. Арест директора завода, прямо с вкусно пахнущей булкой, произошел возле универсального магазина «Юность», расположенного на улице Козлова, поскольку в любом другом месте директора, собаку такую, застать не удавалось.
Следственные органы нам пояснили, что на работе директор макаронных изделий присутствовал лишь виртуально, в других общественных местах раньше замечен не был. По городу даже ползли слухи, что директор давно уже пребывает в мире призраков, но как оказалось, призраки не имеют право голодать и кушать вкусно пахнущие булки. И теперь органы правопорядка ответственно заявляют, что макаронный, ха-ха, король будет присутствовать только в местах, не столь отдаленных. И даже если этому вышеупомянутому солидному господину удастся вновь понюхать воздух свободы, то это будет недолго, поскольку на свободе нюхает воздух самоорганизованная группировка людей, в грамматическом словаре упомянутая как «крыша», и которая имеет зуб, по их мнению, на эту, ха-ха, жирную макаронину, ха-ха. Мы-то с вами, - весело подмигнул ведущий, - понимаем, о ком идет речь.
И тут же сделал очень серьезное лицо:
- И в конце информационного выпуска как всегда конкурс прогнозов курса валют на следующий год. Эй, уважаемые страны, республики-монархии, конфедерации и прочие объединения, имеющие на своей территории стеклянные кубышки с валютой. Присылайте на наш конкурс свои прогнозы. Победит тот, у кого больше всего кубышек, если кто меня понял, ха-ха. До встречи, - и помахал зрителям ручкой, обормот.
Дальше слушать телевизор не имело смысла. Дальше, вообще, ничего не имело смысла. Макаронный король погиб, забыт, вычеркнут из списка любимчиков судьбы. А ведь ему уже шестьдесят пять лет. У него была красавица жена, правда в связи с приближающимися признаками старости, сделавшая немного неудачную подтяжку лица. У него была хорошая денежная работа, у него был дом-полная чаша, у него были собака, мама и два внука. И в один момент нет ничего. Все отобрали. А что не отобрали, убежало само. Он еще не умер, но его полноправное существование на этой земле закончилось.
«Вся жизнь – коту под хвост», - так думала, сидящая в мягком кресле напротив злополучного телевизора, одна здоровая дебелая девица по имени Вероника. Фамилию же, Золотникова-Рублевская, как и привычки, имела барскую. Но только не сегодня. Мисс Золотникова-Рублевская, из-за временного отсутствия дензнаков, сидела в вышеупомянутом кресле, пила чай из трех чаинок без сахара и лила горькие слезы о незадачливой судьбе несчастного директора, очень уж сочувствовала. Такая вот сочувствующая мадам. Пардон, мадемуазель. И всех-то она любит, и всех-то она жалеет, и все-то у нее кругом братья и сестры, и слезы у нее текли рекой от голода и злости.
Директор по макаронам был ей никто. Вероника слышала о нем первый раз в жизни, она даже не подозревала, что такой имеет место быть. Но вспоминая, сколько раз ее выручали макаронные изделия в особо полуголодные дни, не могла не пожалеть бедолагу. И пропустив через себя весь ужас рассказанного по телевизору, проклинала на все лады правоохранительные органы и «крышу». «И чего им неймется, и чего это его загребли, и чего надо издеваться над несчастными», - так думала Вероника Золотникова-Рублевская и скрежетала зубами от негодования, продолжала плакать и допивать разбавленный получай.
Глядя на эту пышущую здоровьем молодую девицу с подозрительным взглядом, как-то не верилось, что у нее было доброе сердце и дни, когда она голодала. У нее были бледные щеки, что ей очень не нравилось, и родители, которые жили в другом городе, что Веронике очень нравилось. Дело не в том, что родители были монстры или какие-то непонимающие современного положения вещей люди. Как раз наоборот, они были даже уж слишком либеральны в некоторых вопросах и требовали того же от других людей, а именно: хотя бы на старости лет пожить спокойно, только друг для друга, подальше от все более требовательных детей. И как-то очень умело показали Веронике и двум ее братьям все преимущества отдельной жизни от родителей, так, чтобы те сами обрадовались свободе. Каждый имел собственную работу, отдельную жилплощадь и общался друг с другом мило, по-дружески, с учетом интересов каждой из сторон.
Вследствие вылета детей из родительского гнезда, семья Золотниковых-Рублевских даже стала в каком-то смысле более сплоченнее и дружнее, чем была прежде, во времена эгоистичного детства, и живших ради этих маленьких детишек родителей. И в связи с этим обстоятельством не обходившихся без мелких дрязг и боев местного значения, после которых каждый прятался по углам и замышлял про себя план мести. Теперь, в редкие встречи за овальным столом в родительском доме всех ее членов, каждый старался быть максимально вежливым и полезным. Выпивалось ведро чая, съедалось пять пирогов, вспоминалось прошлое, и смех затихал только по ночам. И то, даже во сне кто-то из семьи умудрялся хохотать, поскольку в эти два-три дня совместного проживания каждый из них был доволен жизнью неимоверно.
Кроме бледных щек и доброго сердца Вероника имела высшее образование, двадцать четыре года жизни и богатое воображение. Она была мелким конторским служащим в одной полулегальной фирме, у нее было мало друзей и много работы. Она же всем сочувствовала, и это не оставалось без внимания руководства фирмы. Руководство просило что-то сделать сверх обязанностей, умоляло остаться на работе сверх установленного времени и, откровенно говоря, ездило на Веронике. Что поделать, а бывают и такие, в отличие от мисс Золотниковой-Рублевской, не сочувствующие люди. Но в мире все уравновешено: если нет людей на этом свете, которые бы пожалели несчастную девушку, то найдутся другие существа, возможно из другого света или, как говорят современные парапсихологи, потустороннего мира.
Кое-кто уже давно наблюдал из неведомо чего за Вероникой. Как говорится, слегка любопытствовал от скуки и все больше проникал сочувствием к сожительнице этой милой квартирки. Раньше-то оно не показывалось на глаза, поскольку боялось неадекватной реакции со стороны Вероники. А вдруг душа той и вправду испугается, и вмиг покинет бренное тело. Так как был уже подобный печальный опыт со стороны этого кое-кого, и этот кое-кто не простил себе столь необдуманного поступка. Кое-кто вместе с Вероникой глядел злосчастный телевизор и слышал все эти ужасы про бедного директора. Видел слезы и разбавленный чай и тоже глубоко сочувствовал, такая уж у него была натура. И это было последней каплей, переполнившей чашу самосознания кое-кого из потустороннего мира. Оно на свой страх и риск решило поделиться с Вероникой своими впечатлениями и опытом, так как делиться впечатлениями и опытом хотят не только люди, но и любые другие формы существования. Потусторонний решил материализоваться на кухне милой квартирки и ждать, когда хозяйка придет сама за следующей порцией чая и увидит, так сказать, во всем его великолепии. Потусторонний сидел на табуретке, почему-то трясся от страха и молился, черт знает кому, чтобы знакомство прошло удачно и наименее безболезненно для хозяйки. Он ждал недолго.
Вероника утерла последнюю слезу, выключила телевизор, еще немного посочувствовала и решила сходить на кухню, покурить. Когда она увидела вдруг перед глазами что-то мохнатое и заросшее черным волосом, с огромными желтоватыми глазами, росту с пятилетнего ребенка, сидевшее на стуле нога за ногу, то за одну секунду в ее голове пронеслось сразу три мысли. Первая – «я обкурилась», вторая – «я схожу с ума», третья – «я умираю». Хозяйка кухни закрыла глаза и медленно сползла на пол до полного обморока. Потустороннее тихонько взвизгнуло, проклиная свою сущность, и подбежало к Веронике. Пульс прощупывался, телесных повреждений не наблюдалось, поэтому нужна была лишь вода для приведения тела в нормальное состояние. Мохнатый сказал «ах» и бросился к плите за чайником. Со всего размаху он плюхнул содержимое чайника в лицо пострадавшей. Золотникова-Рублевская, открыв глаза, завизжала и со всей возможной силы вжалась в бетонную стену, умоляя потесниться молекулам. С минуту просидев неподвижно и на все лады прокручивая в своем мозгу те три вопроса, что были еще до обморока, Вероника, наконец, заглянула в желтые глаза и тут же зажмурила свои собственные, правда не желтые, а темно-коричневые, но такие же огромные. Когда ее разум угомонился, и она отерла со своего чела капли, то взглянула на существо, так сильно ее испугавшее, уже более осмысленным взглядом, и задала первый вопрос:
- Где я?
Потустороннее, не обратив внимания на явно глупый вопрос, шаркнуло ножкой и поспешило представиться:
- Осмелюсь побеспокоить ваш перегруженный мозг, уважаемая мисс Золотникова. Разрешите вас так называть, употребляя лишь первую часть фамилии, поскольку отношения с рублями у меня не очень, и отлично понимаю, что к ним вы в настоящее время не имеете никакого отношения, но все же.
Потустороннее улыбнулось чем-то клювообразным и продолжало:
- Меня зовут Геннадий. Фамилии у меня отродясь не было, а отчество свое я слегка запамятовал от слишком долгого пребывания в вашем мире.
Вероника продолжала сидеть на полу и чувствовала, что ее не слушаются ни тело, ни разум. Она старалась не смотреть на это черное и мохнатое, с клювом и желтыми глазами, стоящее рядом и, видимо, исчезать не собирающееся. Потустороннее тихо вздохнуло и продолжало стоять. Вероника дернулась, подняла голову и жалобно задала еще один глупый вопрос:
- Почему я?
Геннадий с облегчением вздохнул. Все-таки самое худшее уже позади, и можно надеяться на двусторонний контакт. Он сложил ручки на груди и с необыкновенной теплотой в голосе произнес:
- Вероника, прошу вас, перестаньте пугаться. Я желаю вам только добра, и, - тут голос мохнатого слегка дрогнул, - вы мне очень понравились. Я надеялся только на сочувствие и понимание с вашей стороны. Мне так одиноко. – Гена всхлипнул.
- Только этого мне не хватало, - Вероника пыталась согнать наваждение, но наваждение уселось обратно на табуретку и болтало ногами.
Наконец она сделала над собой усилие и посмотрела в желтые глаза. В них кроме доброты и бесконечной тоски по доброму, ничего не было. Лишь желание на взаимную дружбу. Через мгновение страх у Вероники исчез, и она тут же захотела во всем разобраться:
- Скажите мне, Гена, только не обманывайте, откуда вы взялись? И пожалуйста, поклянитесь, что вы существуете, что я не сошла с ума, что со мной все в порядке. – Вероника даже протянула руки к существу и чуть не заплакала. Гена встал, протянул навстречу свои лапки и с необыкновенной торжественностью произнес:
- Взялся я оттуда, - мохнатое чудище куда-то неопределенно махнуло. Вероника ничего не поняла, но ответ ее вполне удовлетворил. – И клянусь, мисс Золотникова, что вы не сошли с ума, что с вами все в порядке, а я, можете смело верить своим глазам, существую. – Последнее слово он произнес по слогам и с такой смешной гримасой, что невозможно было не засмеяться. – Мир?
- Мир, - они впервые обнялись. Хозяйка квартиры слегка дотронулась до клюва своего нового соседа и спросила:
- Гена, все-таки скажите мне, что это не сон.
- Не больше, чем сама жизнь, - Геннадий помогал Веронике подняться с пола. И хотя с его маленьким ростом поднять здоровенную девицу было делом не из легких, но хозяйке все равно было приятно. Гена с невозмутимым видом продолжал:
- Может сначала коньячку? Так сказать, тяпнем по рюмочке за общее знакомство. А?
- С удовольствием, - сказала Вероника и с наслаждением закурила. – Интересно, откуда у вас коньяк? Украли, что ли?
- Почему же сразу украл? - немного обиженно произнес черный, извлекая из воздуха бутыль с коричневой жидкостью и ставя ее на стол. Тут же материализовались и рюмки. Мохнатый весело продолжал:
- Этот коньяк ваш, Вероника. Гости на дне рождения не допили. Если бы я не досмотрел, все ваши прихлебатели утащили бы его с собой. Я лишь схоронил его до поры до времени. Как чувствовал, что понадобится. Наливать?
- Конечно, чего уж там, - Вероника все еще надеялась, что это сон.
- Ну, ваше здоровье, - Гена залпом осушил стопку и закусил неизвестно откуда появившимся огурцом.
- Фи, ну и манеры. Коньяк и огурцы.
Гена пропустил укол мимо ушей и печально произнес:
- Так трудно жить на вашем свете...
Но Вероника его перебила:
- Послушайте, Гена, извините, скажите мне, вы только можете огурцы доставать или и все остальное тоже?
- Все остальное тоже, - гордо ответил потусторонний. – О, хозяйка, простите, осмелюсь задать вам вопрос. Чего изволите?
Веронике очень хотелось кушать:
- Котлет хочу, - она мечтательно закрыла глаза, - и картошки, если можно.
- Нет проблем.
- И соуса, - Вероника все больше распылялась, - острого.
- Одну секунду.
Через секунду, как и было обещано, на столе появилось то, что было заказано.
- Это какой-то горчичный соус, - Вероника обиженно надула губки, - а я не хочу такой. Я хочу томатный соус, а лучше аджику, как делает моя мама.
- Извините, не досмотрел.
На столе появилась и аджика. Вероника посмотрела на банку, и смутные подозрения зашевелились в ее голове. Она осмелилась предположить:
- Моя мама не заметит, что у нее из погреба исчезла одна банка?
- Догадливая, - похвалил Геннадий. – Мама подумает, что у нее просто плохо с памятью. Как вы правильно заметили, мисс, ничто в этом мире не исчезает бесследно, как и появиться неоткуда. Сам то я кушаю очень мало, но вы же голодная, а сами люди не догадаются поделиться с другими.
Вероника слушала мудрого Геннадия и все больше радовалась тому, что судьба ей послала такое на редкость справедливое существо. Котлеты добавляли желания радоваться еще больше. «Интересно, а они откуда?», - думала Вероника, но спросить стеснялась.
- А котлеты из ресторана напротив, картошка тоже. Там этого добра хватает, - поспешил дать разъяснения Гена.
Вероника чуть не подавилась:
- Вы что, умеете читать мысли?
Гена невозмутимо продолжал:
- Не всегда и не все. Ваши прочитать не сложно. Да и что такое мысли? Всего лишь сочетание жестов и мимики. Например, у вас на лице и так все написано.
- Обалдеть, - не сдержалась Вероника. Она удивлялась телепатическим способностям пришельца из неведомого, а также тому, что пришелец так умело и по-светски ведет беседу. Ей был приятен и тон его голоса, и стройность изложения мыслей нового гостя, и его умение быть приятным в общении. И уже необычайный вид мохнатого ее ни чуточку не пугал. В этом есть даже своя прелесть.
- Спасибо за комплименты, - Гена выпил вторую рюмку, - мне приятно, что я вам пришелся по вкусу.
- Опять что ли, все написано? – Вероника даже была немного раздосадована.
- Увы, - Гена пытался обнадежить свою новую подружку, - но вы не печальтесь так. Я вас тоже научу телепатии.
- Спасибо, но мне вполне достаточно и котлет. – Вероника продолжала наедаться, но в перерывах между жеванием уже откровенно зевала. Это и немудрено: столько разом событий обрушилось на ее молодую голову, а тут еще этот коньяк. «Молодец, этот Гена, что коньяк припрятал, - думала Золотникова, - хоть можно адекватно воспринимать реальность».
- Покушали? – вежливо спросил Гена. – Идите спать хозяйка, а посуду я помою. Вам ведь завтра рано вставать на работу. – Он все-таки умел читать мысли, черт побери.
- А, как же вы? – Вероника тоже была вежливой. Ей и правда очень хотелось спать, но она не могла бы простить себе, что за ней моют посуду гости, пусть даже и нежданные.
- Обо мне можете не беспокоиться, - Гена уже вовсю хозяйничал на кухне, подметая пол. – Я вообще не сплю.
- Везет же некоторым, - не удержалась Вероника.
- Ладно, идите спать. Завтра поговорим, - Гене трудно было с его ростом удержать веник, но он старался. – Приберу вот только и пойду по своим делам.
- Тогда я вас покидаю, - Вероника поплелась на ватных ногах в спальню.
Через пять минут из спальни хозяйки квартиры уже слышалось легкое посапывание. Гена домыл посуду, слегка вдохнул, тихо улыбнулся про себя и так же тихо дематериализовался.